Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бетон под колёсами, разноцветные от красных клёнов и золотых берёз, яркие даже в пасмурный день перелески и рощи, жёлтые, а где и буреющие поля, нежно зеленеющие озими, добирающие последнюю траву на лугах поселковые стада… Нет, Гаору всё это нравилось, всё по душе. И сознание, что ещё день, и он дома. Да, похоже, как раз вернётся под праздник, и отдых не меньше декады. А там опять в рейсы. Интересно, а как здесь зимой? Если сильные снегопады, то шины надо менять, а вот-вот зарядят дожди, значит, дома первым делом проверить кузов, чтоб в щели не заливало и не мочило заказы. Что продукты, что одежда подмочки не любят.
Дамхар
«Заезжай — не пожалеешь»
Осень
2 декада, 8 день
Стиг Файрон был занят самым непритязательным и даже никчёмным делом: сидел и смотрел в окно. Дождя нет, но серые тучи затянули небо и от вчерашней голубизны и следа не осталось. Не самое интеллектуальное занятие: сидеть в шофёрской гостинице и глядеть в окно. Но больше ему нечем заняться. Разве что сидеть в ресторане. А оттуда двора не видно. Так что… на столе безалкогольное пиво — другого в заведении для шофёров и не подают, что вполне оправданно — сушёная рыба местного производства и фирменные солёные пирожки. Но пиво и закуска не тронуты. Не хочется. Слишком много сил ушло на то, чтобы добраться сюда именно в этот день и занять именно эту комнату, из окна которой лучше всего просматриваются въезд и стоянка. Если бы он хорошо разбирался в машинах, зрелище, возможно, его бы развлекло, но для него все грузовики и почти все легковые одинаковы, а армейские, память о которых сохранилась со времён училища сюда не заезжают, так что… Рядом на подоконнике лежала раскрытая книга, но в данный момент она выполняла те же функции, что и пиво с закуской на столе — создавала иллюзию для возможных свидетелей.
Два года, три сезона и сколько-то периодов с долями и мигами. И несчётно усилий, многоходовых хитроумных комбинаций и стечения обстоятельств. Да, закон обратной силы не имеет, и вернуть свободу обращённому в рабство невозможно, но дать ему знать, что он не забыт, что его помнят, что за него борются, хотя это безнадёжно… пока безнадёжно. Нет, надежды не иллюзорны. И друг — Стиг по укоренившейся уже привычке избегать имён и названий — даже мысленно иначе не называл его. Даже его училищным прозвищем: Отчаюга. Да, для него он был всегда другом. Даже с большой буквы — Друг. Потому что их обряд побратимства был их общей тайной, так как его обнародование неизбежно привязывало его к семейству Юрденала, чего не они оба не хотели. И известие, что Друг не сломался, остался собой, принесённое нежданным гонцом, не сознающим до конца смысла происходящего…
…Он пришёл в свою контору как всегда без пяти девять. Конечно, контора — это громко сказано, но всё, что положено адвокатской конторе, на месте. Его стол, шкаф для книг и маленький несгораемый шкаф, изображающий сейф для очень важных бумаг, стулья у стола и вдоль стен для посетителей и клиентов и даже стол для секретаря. Мебель размещена достаточно хитроумно, чтобы создать хотя бы иллюзию приёмной и его кабинета. Секретаря, вернее, секретарши — очкастой девчонки с юридического факультета — сегодня не было. Женщинам всё-таки разрешили получать юридическое образование, удалось пробить, и он как один из авторов и толкачей этой идеи сразу взял новоиспечённую студентку — будущего юриста — на работу. Платить много он не мог, его самого адвокатская практика кормила не очень: слишком много несостоятельных клиентов, которым некому помочь, кроме него. Но и Арринга работала не за плату, а для практического опыта. Оказалась она добросовестной, максимально исполнительной, старательно зубрила своды законов, дополнений, толкований и комментариев, но как раз вчера, краснея и заикаясь, попросила отгул по личным надобностям. Потому он так и удивился, когда, войдя в ещё без полного освещения и потому сумрачный коридор, увидел у своей двери нечто тёмное, отдалённо напоминающее сидящего на корточках человека. Клиент? Но все адвокатские конторы открываются в девять, приходить раньше не имеет смысла, если только клиент не местный, а прямо с поезда или если ему негде ночевать. Когда он подошёл к своей двери и достал ключи, клиент вскочил на ноги и оказался совсем молоденьким фактически мальчишкой, бедно одетым и с большой плотно набитой и явно тяжелой дорожной сумкой.
— Вы… вы Стиг Файрон? Адвокат? — спросил парнишка звенящим от сдерживаемого напряжения голосом.
Точно, клиент, и судя по многим признакам, ну, очень малоимущий.
— Да, это я, — он открыл дверь и посторонился, пропуская парнишку вперёд. — Проходите.
Парнишка вошёл, огляделся с затравленным выражением, подошёл к его столу, грохнул на него свою сумку и дёрнул молнию. В сумке лежала военная форма, а сверху гордо красовался автомат.
— Вот, — сказал парнишка, — я дезертир.
Он ошеломлённо молчал, но следующая фраза повергла в состояние, близкое к шоку.
— Он сказал, чтобы я шёл не домой, там комендатура, а к вам. Он сказал: Жук поможет и гемов не возьмёт.
В этом мире Жуком его называл только один человек…
…Стиг лениво подтянул к себе пачку сигарет и закурил, равнодушно глядя на въезжающую на стоянку серебристо-серую легковую машину. Не та и потому неинтересна…
…После третьего повтора рассказ парнишки стал более-менее последовательным и понятным. Он связался с конфликтной комиссией в Союзе ветеранов — Друг и здесь был верен себе, не просто свалив на него это дело, а сразу подсказав наиболее приемлемое направление действий. И оттуда сравнительно быстро приехали три ветерана. Парни, как и говорил Друг, надёжные и знающие, как решать такие проблемы. Парнишка явно струсил, когда в кабинет ввалилась эта троица, но покорно, со спокойствием отчаяния повторил свой рассказ.
— Не врёт, — констатировал старший в троице сержант с распаханной осколочным шрамом щекой. — Мы про тот гарнизон уже не в первый раз слышим. Только одно, пацан, неясно. Не мог ты от гарнизона до «Дамхара Товарного» в одиночку добраться. Так что не ври, в лесу ты бы не выжил, а в посёлках тебя бы кормить не стали.
— Волосатики формы не любят, — кивнул второй, — пакостят, как могут. Раскалывайся, пацан.
Парнишка шумным вздохом перевел дыхание, затравленно оглядел нависающих над ним ветеранов, его, сидящего
